Статьи

Топики

Разговорник

Библиотека

Английский мир детства: How & Why stories

Обсудить в форуме

Как по-английски «Иван-дурак»?

Читая детям русские сказки на ночь, рассказывая им об Иванушке-дурачке и Тридевятом царстве, мы не всегда задумываемся о том, что во время этого чтения мы во многом подготавливаем детей к восприятию русской культуры, выдаем им ключи не только к русской литературе, но и к «чтению» событий их жизни, к оценке своих поступков, к их мечтам и страхам, к их добру и злу. Словом, ко всему, к чему может готовить родной фольклор. Кажется, все сказки остаются в далеком детстве, однако попробуем представить, что где-то есть люди, которые вырастают без Иванушек и Емель, без «колобков» и «репок». Разумеется, трудно объяснить, как именно на нас сказывается родство с этими сказками, но вполне ясно, что тот, кто не слышит их, а слышит что-то иное, вырастает каким-то другим человеком, который навсегда нам останется чем-то принципиально непонятным: ведь мир его детства был совсем непохожим на наш. Именно поэтому «английский мир детства» обычно вызывает любопытство у тех, кто учится понимать англичан. С какими сказками «они» выросли? Кого жалели? Кем пугали их в детстве? Как учили добру и злу?

Мир английского фольклора, конечно, неохватен. Да и только о сказках – об их истории, жанрах, персонажах, языке, об их популярности среди носителей – не расскажешь в одной статье. Поэтому пока мы остановимся на одном из многочисленных How & Why stories. Пока мы не коснемся эльфов, фей и великанов, населяющих мир волшебных сказок, зато узнаем о том, по каким моделям англоязычные родители нередко сочиняют сказки для своих чад.

How & Why stories, они же – Pourquoi Tales

How & Why stories («Как-и-почему истории»), или Pourquoi tales («Почему-истории», от франц. «почему») – это сказки, которые дают «ответы» на вопросы о том, откуда произошло то или иное явление: почему на море есть волны, откуда у птиц перья, почему у совы большие глаза. Например, самая известная русским читателям литературная (пересказанная писателем) сказка этого жанра «объясняет» то, как слоны получили свои длинные носы (любопытному слоненку нос вытянул крокодил, и с тех пор у слонов длинные хоботы). Сказка об этом рассказана Р. Киплингом в его «Just so stories» (или «Маленьких сказках», «Сказках просто так»). К слову, именно киплинговские «Just so stories» считаются образцом жанра.

Сказки, построенные как ответы на вопросы «Почему?» и «Как?», известны у многих народов и, как видим, для них даже есть специальные названия. Если говорить об современной англоязычной культуре, то многие сюжеты этих сказок заимствованы из фольклора народов Африки, Австралии и Америки.

Термин How & Why stories можно лишь буквально перевести на русский язык. В русском языке нет соответствующего названия, так как такой жанр сказок не выделяют ни сказочники, ни читатели. В работах известных русских фольклористов, А. Н. Афанасьева и В. Я. Проппа, мы также не найдем описания этого жанра: в русской традиции о нем говорить не принято.

В европейской же традиции часто говорят о How & Why stories, или, как они названы в работе С. Томпсона¹, explanatiry tales (объясняющие сказки) и etiological tales (этиологические сказки, сказки о причинах). В англоязычной филологии принят также термин origin stories (сказки о происхождении).

Несмотря на то, что описанию жанра не нашлось места в принятой международной классификации сказочных типов А. Аарне, где каждый сказочный сюжет не только отнесен к определенному типу, но и пронумерован, западным сознанием этот тип сказок воспринимается именно как жанр, и жанр этот очень хорошо известен.

Мифологическое прошлое

По своему происхождению How & Why stories связаны с этиологическими мифами, то есть мифами, которые рассказывают о происхождении мира. Для древнего сознания постигнуть суть явления означало узнать или истолковать его происхождение: «объяснить устройство вещи – это значит рассказать, как она делалась; описать окружающий мир – то же самое, что поведать историю его первотворения»². Не случайно поэтому мифическое время – это время «перводействий» и «первопредметов»: мифы рассказывают о том, как что-то впервые появилось на свет или случилось в первый раз.

Объяснение происхождения явлений – один из основных смыслов существования мифа, поэтому любой миф в основе своей этиологический, то есть так или иначе «объясняет» происхождение мира.

Чтобы не запутаться в терминах, стоит напомнить, что фольклористами жестко разграничиваются понятия «миф» и «сказка». Миф рассказывается как нечто правдоподобное, сказка же рассказывается «с установкой на вымысел»: и рассказчику, и слушателю ясно, что это вымышленная история. При этом любая народная сказка имеет своим прообразом миф. И если в сказках других жанров эта связь с этиологией часто бывает не ясна и не видна современному рассказчику и слушателю, то How & Why stories наиболее откровенно и незадачливо связаны с этиологическими мифами: они рассказывают именно о том, как что-то появилось или произошло в первый раз.

Сказки для почемучек

Итальянский философ рубежа XVII–XVIII веков Джамбаттиста Вико сравнил творение мифов первыми людьми, «как бы детьми рода человеческого», с детским восприятием мира. И первобытный человек, и ребенок склонны давать «поэтические» ответы на вопросы, ответы на которые находятся за пределами их интеллекта. И действительно, первобытное мифотворчество и детская фантазия очень близки друг другу. Этиологические мифы не просто задаются «детскими» вопросами «почему?» и «отчего?», но и отвечают на них очень по-детски. Или, точнее, дети задаются очень «первобытными» вопросами и очень «первобытно», «мифологически» на них отвечают, опираясь на фантазию и «поэзию». В ХХ веке всемирно известный детский психолог Жан Пиаже описал чрезвычайно близкие первобытному мифотворчеству детские вопросы и детские представления о происхождении вещей. В частности, он приводит детский рассказ о происхождении французов, немцев и савойцев из водяных клубней и маленьких червей, появившихся из воды, со дна моря, а затем превратившихся в детей.

Именно поэтому, из-за очень «детской» постановки вопроса и способа на него отвечать, How & Why stories очень востребованы детьми. В англоязычных странах пап и мам учат рассказывать сказки таких жанров, а малышам в начальной школе нередко даются задания сочинить How & Why story на определенную тему. На родительской и учительской книжной полке можно найти пособия и по сочинительству, и по обучению сочинять такие сказки.

Родителям и педагогам советуют прочитать много разных «How and Whys», чтобы вспомнить «формат» сказок, а затем придумать сказку по следующей модели:

1. Придумать вопрос, на который нужно дать ответ («Почему у крысы длинный хвост?», «Почему небо голубое?», «Почему лягушка прыгает?».
2. Выбрать характерный сказочный зачин (Folktale opening): «Once upon a time…», «A great while ago, when the world was full of wonders...», « Far away and just as long ago...», «Did you ever hear the story of...?», «In the years behind our years...», «Once on the far side of yesterday...» и т. п.
3. Выбрать время и место для событий сказки.
4. Выбрать героев для сказки: животных или людей, придумать для них характерные черты. Имена героям давать не следует, это не соответствует жанру сказки. Заяц в сказке выступает за всех зайцев, злой или добрый человек – за всех злых или добрых людей.
5. Определить проблему (герой обладает плохим качеством характера; у животного нет того, что есть у другого животного; у животного нет того, чего бы ему хотелось иметь и т. п.).
6. Придумать события, через которые проходит герой. Сначала он пытается получить желаемое, но у него не получается, просит о помощи, но ее не получает, но в конце концов он получает то, что хочет, или ему преподают урок.
7. Закончить сказку нужно отвечающей на вопрос «How and why?» фразой: ««That is why…» или «That is why we see this (...) as it is today».
8. После того, как сюжет сказки будет продуман, повествование нужно снабдить метафорами, образами, диалогами, проработать общий стиль сказки (серьезный, шутливый, сентиментальный и т. д.)

Сочиненные по этой модели «сказки для почемучек», являющиеся плодом фантазии современных взрослых, пополняют сокровищницу «почему-историй», поэтому, видимо, можно утверждать, что это живой фольклорный жанр.

Русские How & Why stories

Помимо рецептов написания собственных сказок, пособия для родителей включают алгоритмы поиска How & Why stories в фольклоре разных народов. Как гласит одна из заповедей любителя почему-историй, «не все сказки, названия которых начинаются со слов «how» и «why» – это How & Why stories, но зато многие из сказок, названия которых не начинаются словами «how» и «why», ими являются». Для того чтобы понять, принадлежит ли сказка этому жанру, нужно обращать внимание не только на ее название, но и на ее содержание. Как уже говорилось, оттенок «этиологичности» есть у всех сказок, поэтому английскому сознанию, привычному к жанру сказочных «объяснений» легко увидеть жанр почему-истории в самых разных сказках самых разных народов. Находятся такие How & Why stories и среди русских народных сказок.

Скажем, у нас в руках книга «How & Why Stories: World Tales Kids Can Read and Tell» (авторы-составители – Martha Hamilton, Mitch Weiss и Carol Lyon), в ней собраны почему-истории разных народов. Читаем оглавление: в книгу вошла и сказка из России («A Story from Russia»). Интересно, какая же? Это сказка «Почему фермер и медведь – враги» («Why the farmer and the bear are enemies»)³. Оказывается, как почему-история авторами-составителями сборника была прочитана сказка, известная в России под названиями «Мужик и медведь» и «Вершки и корешки».

Сказки об обмане и, в частности, о несправедливом дележе урожая известны многим народам, и сказка о мужике и медведе – лишь частный пример. Очень многие сюжеты строятся, по терминологии В. Я. Проппа, известного исследователя сказок, на «коварном совете». Так, лиса дает волку коварный совет опустить хвост в прорубь, козел советует волку встать под гору и раскрыть пасть, и т. д., и т. п.

В. Я. Пропп предполагает, что обман – один из опорных мотивов сказок о животных разных народов (сказки о животных принято рассматривать как отдельный жанр). «Обман предполагает превосходство хитрого над глупым или простодушным. С нашей точки зрения, обман морально предосудителен. В сказках о животных он, наоборот, вызывает восхищение как форма выражения превосходства слабого над сильным. Это заставляет предполагать, что сказка о животных создавалась тогда, когда обман не только не был предосудителен, но представлял собой одну из форм борьбы за существование. В центре животного эпоса стоит хитрое животное, всех превосходящее и всех побеждающее». В древности такие рассказы об обмане рассказывались с целью магического воздействия на действительность: «Проделки хитрых животных носят характер шутки, но значат совершенно иное. Подобные рассказы исполнялись перед охотой. При рассказывании хитрость должна была магически перейти на участников рассказывания»⁴.

Воспринимая сказку о мужике и медведе сквозь призму жанра, англичане прочитывают ее по логике «фермер обманул медведя, и вот почему с тех пор они враги». В английском пересказе сказка заканчивается подробным пояснением, связывающим сюжет сказки с современностью: «И до сих пор фермер испытывает беспокойство, когда заходит в лес. И правильно делает: медведь так и не забыл, что фермер его обманул».

Такое истолкование сказки и включение ее в сборник почему-историй, конечно, не случайно. Во-первых, «настроенное» на «объясняющие» сюжеты английское восприятие усиливает этиологический оттенок, свойственный любой сказке. А во-вторых, в самом тексте сказки, например, в пересказе А. Н. Толстого, на взгляд англичан, содержится примета «почему-истории»: сказка заканчивается словами «Рассердился он на мужика, и с тех пор у медведя с мужиком вражда пошла». Такая формулировка менее четко связывает сюжет сказки с действительностью, однако ее достаточно для того, чтобы подтвердить «объясняющую» природу сказки.

Подобные концовки можно найти в текстах очень многих русских сказок: «С тех пор и дружба у лисы с журавлем врозь», «С тех пор опять кот да петух живут вместе, а лиса уж больше к ним и не показывается»… Однако русский слушатель склонен, скорее, воспринимать такие концовки как формальный сказочный стилистический элемент, наподобие «И стали они жить поживать да добра наживать» или «И я там был, мед-пиво пил…» Воспринимать же такие сказки, как «объясняющие» и отвечающие на вопросы «почему?» и «как?» («Почему человек и медведь живут во вражде?», «Почему кот и петух живут вместе, а с лисой врозь?») мы склонны гораздо меньше, чем англичане. «Объясняющий» оттенок для нас гораздо более «затемнен» и «скрыт», гораздо менее осознаваем, нежели для представителей английской культуры. Русским сознанием этиологическая природа сказок более «забыта», чем английским.

Восприятие англичанами сказок о животных как «объясняющих» – прекрасный пример того, как традиционный национальный жанр «задает» прочтение текста другой культуры. Англоязычное сознание «подкраивает» чужие тексты, и привычный жанр «заставляет» усилить в текстах такие акценты, которые актуальны для «принимающей» культуры и менее актуальны для «дающей».

Just so stories

Однако вернемся к «английским» сказочным сюжетам. Как уже говорилось, «образцовыми» How & Why stories считаются «Just so stories» Р. Киплинга. Они очень хорошо известны и английским, и, в переводах разных переводчиков, многим русским читателям. Это такие сказки, как «Слоненок», «Как верблюд получил свой горб», «Приключения старого кенгуру», «Первые броненосцы», «Как кот гулял, где ему вздумается» и т. д. На них мы и остановимся, чтобы ближе рассмотреть некоторые особенности композиции и стиля.

Кумулятивные сказки

При пристальном взгляде на композицию и стиль «Маленьких сказок» оказывается, что многие из них родственны большому количеству русских сказок. Как это ни странно и ни парадоксально звучит, родственны они таким известным русским сказкам, как «Курочка ряба», «Репка» и «Колобок». Дело в том, что сказки эти построены по одной и той же схеме: в них повторяется одно и то же действие, и именно на этом повторении и «держится» сказочный сюжет. Такие сказки называются кумулятивными. «Основной композиционный прием кумулятивных сказок состоит в каком-либо многократном, все нарастающем повторении одних и тех же действий, пока созданная таким образом цепь не обрывается или же не расплетается в обратном, убывающем порядке. В этом нагромождении и состоит весь интерес и все содержание сказок»⁵. Во многих сказках Киплинга сюжет строится именно вокруг одного незначительного события, «раскаченного» сопутствующими повторяющимися событиями.

Более того, «Just so stories» близки к тому типу русских кумулятивных сказок, которые В. Я. Пропп называет «формульными»: в них нагромождению и повторению событий сопутствует нагромождение и повторение слов: «…при присоединении каждого нового звена часто повторяются все предыдущие звенья. Так, в сказке «Терем мухи» каждый новоприбывший спрашивает: «Терем-теремок, кто в тереме живет?» Отвечающий перечисляет всех пришедших, т. е. сперва одного, потом двух, потом трех и т. д. В повторениях и состоит вся прелесть этих сказок. Весь смысл их в красочном художественном исполнении. Так, в данном случае каждый зверь характеризуется каким-нибудь метким словом, обычно в рифму (вошь-поползуха, блоха-попрядуха, мышка-норышка, мушечка-тютюрюшечка, ящерка-шерошерочка, лягушка-квакушка и т. д. )» ⁶.

Сказки Киплинга построены именно на повторении одного и того же действия и, как мы увидим чуть ниже, на многочисленных повторениях и накоплениях самых разных стилистических приемов. Эти сказки очень зависят от стиля изложения (то есть многое теряют и становятся неузнаваемыми с потерей стилистических приемов), языковой игры и особенного ритма повествования, организуемого повторами самых разных видов. Однако, в отличие от русских кумулятивных сказок, сказки Киплинга «вставлены в рамку» жанра How & Why stories, и все повествование направлено на «объяснение» причины появления того или иного явления.

Повторы

Повторы – и действий, и языковых приемов – в сказках далеко не случайны. Во-первых, стоит вспомнить утроение действий в самых разных жанрах фольклора. Число три первобытным сознанием воспринималось как одно из магических чисел, и оно по-разному кодировалось в мифах. Во-вторых, повтор и для первобытного, и для детского сознания является одним из самых доступных средств выразительности. Именно при помощи повтора дети склонны выражать степень интенсивности действия и силу эмоционального напряжения: «Я ее катала, катала, катала, катала»; «Я тебя сильно-сильно-сильно люблю»; «Мы пришли в парк, а там собаки, собаки, собаки, собаки»…

При помощи повторов Киплингу удалось стилизовать фольклорный стиль и детскую речь и сделать сказки близкими миру ребенка, доступными для его эстетического восприятия.

Киплинг использует самые разные виды повторов, реализующихся на самых разных уровнях текста, повторы могут дополнять друг друга, образовывая самые причудливые сочетания.

Фонетический повтор

• great grey-green, greasy Limpopo River («Слоненок»).
• For, O Best Beloved, you will see and understand that the Crocodile had pulled it out into a really truly trunk same as all Elephants have to-day («Слоненок») .

Повтор частей слов

• because the Precession had preceded according to precedent («Слоненок»).

Повтор слов в предложении

Повтор слов в предложении – один из излюбленных приемов Киплинга. Иногда эти повторы представляют собой организующее начало большого фрагмента текста. А в сказках «Приключения старого кенгуру» и «Как верблюд получил свой горб» словесные повторы наряду с рефренами организуют весь текст. Вот наиболее показательные фрагменты этих сказок:

• 'Camel, O Camel, come and plough like the rest of us' («Как верблюд получил свой горб»).
• 'Three, O Three, I'm very sorry for you…' («Как верблюд получил свой горб»).
• Nqong called Dingo –Yellow-Dog Dingo – always hungry, dusty in the sunshine…

…Up jumped Dingo –Yellow-Dog Dingo – and said, 'What, that cat-rabbit?'
…Off ran Dingo – Yellow-Dog Dingo – always hungry, grinning like a coal-scuttle, – ran after Kangaroo («Приключения старого кенгуру»).

• He ran through the desert; he ran through the mountains; he ran through the salt-pans; he ran through the reed-beds; he ran through the blue gums; he ran through the spinifex; he ran till his front legs ached. («Приключения старого кенгуру»)

Рефрен

Рефрен используется во всех без исключения сказках, но для некоторых он особенно характерен. Некоторые сказки представляют собой яркую иллюстрацию «нагромождения» повторяющихся рефренов и эпизодов, характерных для кумулятивной сказки.

Так, в сказке «Слоненок» многократно повторяется предложение, становящееся рефреном: «…the great grey-green, greasy Limpopo River, all set about with fever-trees».

Речь главного персонажа сказки построена на устойчивых повторах:

• ''Scuse me,' said the Elephant's Child most politely, 'but have you seen such a thing as a Crocodile in these promiscuous parts?'
  

''Scuse me,' said the Elephant's Child, 'but could you kindly tell me what he has for dinner?'

''Scuse me,' said the Elephant's Child, 'but my nose is badly out of shape, and I am waiting for it to shrink.

Примером того, как Киплинг использует сочетания самых разных видов повторов, которые становятся главной эстетической составляющей произведения, может послужить следующий фрагмент из сказки «Приключения старого кенгуру».

He ran through the desert; he ran through the mountains; he ran through the salt-pans; he ran through the reed-beds; he ran through the blue gums; he ran through the spinifex; he ran till his front legs ached.

He had to!

Still ran Dingo – Yellow-Dog Dingo – always hungry, grinning like a rat-trap, never getting nearer, never getting farther, – ran after Kangaroo.

He had to!

Still ran Kangaroo – Old Man Kangaroo. He ran through the ti-trees; he ran through the mulga; he ran through the long grass; he ran through the short grass; he ran through the Tropics of Capricorn and Cancer; he ran till his hind legs ached.

He had to!

Still ran Dingo – Yellow-Dog Dingo – hungrier and hungrier, grinning like a horse-collar, never getting nearer, never getting farther; and they came to the Wollgong River.

Now, there wasn't any bridge, and there wasn't any ferry-boat, and Kangaroo didn't know how to get over; so he stood on his legs and hopped.

He had to! (The Sing-Song of Old Man Kangaroo)

Такое виртуозное использование повтора как базового стилистического средства делает сказки Киплинга очень «детскими».

Детская языковая игра

Чтобы усилить эффект стилизации детской речи, Киплинг, помимо повторов, использует такие доступные детскому сознанию стилистические приемы, как создание неологизмов и обыгрывание похожих по звучанию слов.

Неологизмы в первую очередь характерны для героя сказки «Слоненок»:

• «satiable curtiosity» Сurtiosity - Curiosity + curt (полный короткости) («Слоненок»).

В большинстве случаев у этой языковой игры двойной адресат. Следующий пример показывает, что «для ребенка» в этой игре – имитация речи «в нос», а «для взрослого» – появление другого значения у слова. Так, когда крокодил вытягивает «вежливому» слоненку нос, он выговаривает «в нос»:

• 'This is too butch for me!' (The Elephant's Child) (игра слов much (много) и butch (грубиян)).

Некоторые сказки строятся на игре паронимов (похожих по звучанию слов). Игра паронимами – одна из излюбленных лингвистических игр детей младшего возраста. На игре паронимов (humph – hump) построена сказка “Как верблюд получил свой горб”. На вопросы о том, почему он не работает как все животные, верблюд отвечал «Humph!» (Гм!) и в заключение получил свой горб (hump).

Нередко создание «детских» неологизмов сочетается с повторами. В следующем примере два идущих друг за другом «детских» слова создаются по одной и той же модели при помощи одной и той же морфемы.

• Then the Bi-Coloured-Python-Rock-Snake uncoiled himself very quickly from the rock, and spanked the Elephant's Child with his scalesome, flailsome tail. («Слоненок»)

То же можно сказать и следующем примере:

• Then the Elephant's Child put his head down close to the Crocodile's musky, tusky mouth («Слоненок»).

В русских переводах мир «маленьких сказок» Киплинга передается очень относительно, если не сказать, что передается с большими потерями. В них не отражена стилистика английского фольклора и стилистика «детской» языковой игры, «затерты» и обезличены многие сюжетные ходы, потеряна напряженная и завораживающая ритмика повествования. Однако, опять парадоксальным образом, некоторые приметы этого мира «схвачены» создателями «культового» советского мультфильма «38 попугаев». Говорящий в нос вежливый задумчивый слоненок, герои, рефлексирующие над языком, парадоксальность их открытий, проницаемые границы между языком и реальностью, – все это во многом воссоздает английский мир сказок вообще и мир сказок Киплинга в частности. Чужая культура, не поддающаяся воспроизведению в переводах, как бы нечаянно становится принципиально доступной в самостоятельном произведении. Английский и русский мир детства неожиданно оказываются очень близкими друг другу.

Таким образом, та часть английского мира детства, которая создается How & Why stories, во многом принципиально отличается от русского мира детства и во многом на него похожа. Казалось бы, идентичные приметы этих миров видятся представителями двух культур по-разному. И, напротив, внешне различные явления на поверку оказываются очень похожими. Судить о том, как эти миры видятся «изнутри», как их различие сказывается на менталитетах народов и на становлении каждого отдельного человека, конечно, очень сложно. Простых и очевидных ответов здесь нет и не может быть. Однако попытки понять суть этих различий могут значительно помочь не только в понимании другой нации, но и в понимании самих себя.

_______________________

¹ Thompson S. The folktale. University of California Press, 1977. Р. 9.
² Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М., 1976.
³ Hamilton M., Weiss M. How & Why Stories: World Tales Kids Can Read and Tell. Paw Prints, 2008.
⁴ Пропп В.Я. Русская сказка. Л., 1984. С. 370–371.
⁵ Пропп В.Я. Русская сказка. Л., 1984. С. 293.
⁶ Пропп В.Я. Русская сказка. Л., 1984. С. 296.

Татьяна Ушакова

ноябрь 2011